Ирина Верещук: Для должности министра обороны женщине нужно иметь все и еще чуть больше

Интервью с Ириной Верещук мы записывали накануне Нового года – чтобы и паузу после насыщенных киевских выборов взять, и заодно итоги 2020-го подвести. Общались в ее офисе, который находится в одном здании с так называемым “клубом президентов” – в него входят Леонид Кравчук, Леонид Кучма и Виктор Ющенко.

За это время Ирина сменила пресс-секретаря, стала намного чаще появляться в телеэфирах и, судя по всему, серьезно настроена взять реванш за проигрыш на прошлогодних выборах.

Наш разговор длился ровно час. Помимо обязательных политических тем, поговорили и о женском: платьях, отношении к женщинам-политикам в Украине и мире, и необходимости квот для министерских должностей…

“Поздно начали – надо было готовиться за год”

– Вы уже для себя перевернули страницу киевских выборов?

– Выборов да. Проектов, которые мы задумали, нет.

– Не жалеете, что согласились участвовать?

– Что пошла на выборы? Нет, конечно, не жалею. Это колоссальный опыт, эмоции…

– И нервы.

– Они у меня в порядке. Я уже давно пытаюсь войти в большую политику и стать политиком, который принимает решения, а не за которого принимают.

– Ситуация с вашим выдвижением в Киеве была изначально невыгодной, почему все-таки Киев?

– Я живу в Киеве, тут работает мой муж, дети ходят в школу. А переезжать не хотела. Другой город даже не рассматривала.

– И все-таки чего не хватило для победы?

– Во-первых, поздно начали. Надо было готовиться за год. Но вспомните, что было год назад – начало коронавируса, кризис в парламенте. Все, что делалось потом, делалось непланомерно, несистематически. Те партии, которые годами представлены, конечно же показали результат. Например, “Удар”. [Все это время] ее как партии не было, но [на выборах] бренд мэра города сделал свое дело, и “Удар” возродился на глазах. Хотя по всей Украине не показал никакого результата.

В моем же случае личность не могла определить результат, потому что партия новая. “Слуга народа” никогда не принимала участие в выборах местных. Президент делал, что мог, своей репутацией и авторитетом. Он пытался объяснить местным громадам, что нужно выбирать ту партию, которая потом сможет решить вопрос в их центре, принять законодательные изменения, представлена в Кабинете министров… Но люди не пришли [на выборы]. Особенно не пришел наш избиратель. Когда протестный электорат был мотивирован прийти, наш не был. И мы на это не рассчитывали.

– Почему не начали продвигать себя раньше? Вы могли не привязываться к выборам.

– Я человек слова, мы договорились между собой, что все, кто хочет быть кандидатом, должны дождаться решения президента и фракции. Другие делали свои газеты, вешали билборды, заявляли о своей позиции. Я ждала, пока президент скажет свое слово, пока фракция определится с кандидатом. Может, это сыграло мне в минус.

– Как вы считаете, поддержка президента не сыграла против вас?

– А у меня не было шансов идти самостоятельно. Мне советовали: абстрагируйся, не иди в цветах партии, чтобы людей не раздражать. Будут спрашивать о том, за что ты не отвечаешь.

Депутат не жалеет, что пошла на мэрские выборы в Киеве. Фото: КОНСТАНТИНОВ Григорий

– В каких конкретно вещах на выборах вам помогал президент? Если разложить вашу кампанию, где были его предложения, где партии, а где вы говорили – нет, это я сама?

– Не было ни одного кластера, где бы “я сама”. При всех лидерских качествах понимаю, что должна быть команда. И команда, которая не выстрелит в спину. Не важно, кто – напротив, важно – кто рядом, и я для себя выводы сделала.

Президент помогал, чем мог. Он не должен заниматься выборами, но, тем не менее, всегда находил время выслушать меня, стать третейским судьей. Иногда бывали конфликты, и надо было апеллировать к нему как к высшей моральной инстанции. Не политической, моральной.

Он помогал с брендбуком. Он талантливый человек, сделал себя сам. Не могу сказать, что могла бы повторить его путь, но что касается медийного проявления, пиара – мы обсуждали это. К примеру, в каких цветах идти. У нас есть партийные цвета – зеленый и желтый. Мне они не идут, и я не понимала, как это обыграть.

“В случае ролика с зонтиком сработал гендерный стереотип”

– Все помнят ролик – зеленый зонтик, желтая курточка…

– Ролик с зонтиком вы ж не видели, было только 10 секунд, где я принимала участие. Это должен был быть очень хороший ролик, но после вирусного видео не было смысла его ставить, по сравнению с этими 10 секундами он мог показаться скучным.  

Мы также обсуждали слоган – “Украина это ты”, “Киев это ты”. Я считала, что это станет основанием для мемов, что и случилось. Но мы так решили, так решила партия и я не могла себе позволить идти против воли президента.

– На ваш взгляд, какой ролик самый удачный и самый неудачный?

– Телевизионные – мне они понравились. Женщины в политике, крылья. Tayanna позволила взять часть ее песни. Мне также понравился ролик с названием “З ким ти”, там и военные есть. Ну и “Киев, который устал”. Помните?

– А неудачный?

– Наверное, было несколько неудачных роликов – это попытки зайти в молодежную аудиторию.

– Видео с зонтиком сыграло вам в плюс или в минус?

– Оно просто добавило мне узнаваемости. Пока кто-то хейтил в Фейсбуке, на улице много людей, которые говорили: “А где ваш зонтик?”. И действительно мило, хорошо заходило.

– Кто слил видео?

– Никто, это был белый день, 5 утра, случайный прохожий, съемки над мостом, ровно 10 секунд. Мы договорились с продюсерами, что я только завершающие два шага сделаю. Но эмоциональная реакция меня все равно удивляет… Другие кандидаты прыгали с парашютом. Думаю, тут сработал гендерный стереотип. Я видела даже несколько ФБ-постов женщин-народных депутатов, которые не поняли, для чего это.

– Если бы мужчина летал не было такой реакции?

– Думаю, не было бы. Кличко ездил в одеянии Деда Мороза по мосту на квадроцикле, брил голову в тик-токах, что он только не делает – это умиляет. А если женщина это делает – реакция “а что ты себе позволяешь?”.

– Но это хайп. Или вам не очень нравится быть поводом для мемов?

– Я зашла в нишу, которая мне не свойственна. По мне же было видно, что я не понимаю, как себя вести [в таких ситуациях]. Все, что касается нацбезопасности, местного самоуправления – это мое. А мемы, молодежные усмешки – это не для меня. Но тренды времени. Я до этого и не знала, что существует ТикТок.

– Будете продолжать вести ТикТок после выборов?

– Посмотрим. Нужно еще изучить итоги. Я была уверена, например, что за меня проголосует больше людей, которые живут на левом берегу, на окраине, где живут приезжие. Я тоже родилась не в Киеве, прошла все этапы. Но в итоге оказалось, что за меня проголосовали люди с правого берега, класс средний и выше, коренные киевляне. Парадокс.

“К Кличко замом не пойду, но работать будем

– Очень много во время вашей компании обсуждалась роль Николая Тищенко. Похоже, после выборов у вас остались сложные отношения…

– Это именно тот случай, когда я могу сказать – страница перевернута. Думаю, нам не стоит уже поднимать этот вопрос. Выводы сделаны, уроки заучены, и мы двигаемся дальше. Он мой коллега по парламенту. Времени было мало, мы искали возможности, искали инструменты, он как руководитель делал все, что мог, я на своем треке делала все, что могла. Иногда, конечно же, были конфликты.

– Кто занимался вашей предвыборной кампанией из политтехнологов?

– Александр Корниенко, наш руководитель партии, он был главным в штабе.

– И все?

– У нас в штабе были политтехнологи, которых наняла партия (фамилии не говорит, – авт.).

Ирина Верещук во время предвыборной кампании 2020 года. Фото: Instagram

– Во время предвыборной компании лично мне очень запомнились ваши платья. Это украинский бренд?

– Это не бренд. Модели мы придумывали вместе с девушкой, которая шьет. Платьев у меня немного, но они, как мне кажется, очень стильные.

– Как зовут девушку?

– Анна Батыгина. Я давно хотела изменить стиль, а когда пришла в парламент, сравнила, как я одеваюсь и как одеваются другие женщины-политики. Мне не подходил их стиль: бусы, броши большие, рюши. Я не видела себя в этом стиле, я женщина военная – military style. Но в форме не будешь же ходить, я искала свой стиль. И местные выборы дали мне возможность перевоплотиться.

– А вам шапка на елке понравилась?

– Смотрела на этот хайп в Фейсбуке и очень удивлялась. Для меня, как для человека, который работает с информацией, анализирует ее – я руководитель группы по гибридным угрозам – это было удивительно.

– Вы с Кличко разговаривали после его победы?

– Разговаривали, будем работать. Естественно, я к нему замом не пойду, но работать будем. Хочу отдать должное Кличко, он нашел силы и возможности, мы поговорили, определили наши точки роста. И он хочет дальше развиваться, а я хочу работать. Он увидел, наверное, мою искренность, системность и предложил работать вместе над проектами, которые интересуют меня – экология, сектор безопасности и обороны, территориальная организация обороны.

“Мы делаем много хорошего, но все смотрят на то, кто кого заказывал в парламенте”

– Давайте перейдем к партии и парламенту. Сейчас разрабатывается документ о поведении. Вы сами говорите, что во время предвыборной компании зашквары внутри фракции, они выливаются. Народ следит, народ обсуждает. Тот же Корниенко – хороший специалист, но “бабу-сосну” ему долго будут вспоминать…

– У нас действительно проблемы с позиционированием, с коммуникацией. У нас тяжело с медиа-стратегией. Только сейчас мы начинаем видеть контур этой стратегии, хотя я об этом криком кричала год назад. Главное не то, что вы делаете, а то, как это воспринимают люди. Если люди не поняли – это не проблема людей. Это наша проблема, значит, надо находить инструменты и объяснять.

– Что изменилось? Почему раньше не слышали, а сейчас услышали?

– Уже столько было зашкваров, и мы увидели, как падает рейтинг. Мы делаем много хорошего, принимаем правильные законопроекты, но на них никто не обращает внимания. Все смотрят на то, кто кого заказывал в парламенте и, естественно, весь эффект от нашей работы нивелируется.

Ирина Верещук выступает в Верховной Раде Фото: Instagram

– Конечно, когда президент каждый день проводит совещания по ковиду, а депутат его фракции выходит и говорит “ковида не существует”…

– Прекрасный пример. Я не часто пищу в чатах, но в этом случае я обратилась к Юре и спросила: “Что значит ковид выдуманный?”. Президент, Разумков и все мы болели выдуманной болезнью? Он ответил: “Они болели, но не тем”.

Скажем так, есть государственная политика, и если я буду каждого своего таракана в голове выпускать на волю и рассказывать, что я там начиталась в ведических, тантрических и других опусах, книгах – пускай не обижаются люди, которые веруют в них – к чему мы придем?

Люди воспринимают серьезно многие вещи, и наше отношение к ним может раздражать. Это не те эмоции, которые мы должны, как партия власти, вызывать. Тут действительно нужны тренинги. И это часть медиа-стратегии, о которой я говорила. Она уже разработана и по чуть-чуть начинает работать.

– Вопрос как к депутату “Слуги народа”: премьера специально игнорируют, когда он приходит в Раду? Это стратегия какая-то или что?

– Я этот вопрос тоже задаю. Это неуважение. Но не неуважение к премьеру как к человеку, а к институции. Мы подаем неправильный пример, на нас смотрят молодые люди, наши будущие избиратели, и им будет казаться, что вот так должен выглядеть парламент. ​

“Если я вступлю в партию, то до конца жизни”

– Насколько сложно принимать решения внутри фракции и какая в этом процессе ваша роль?

– Она не определяющая. Я обычный депутат и сейчас не в руководстве партии. Я вообще не в партии, я непартийная.

– Почему?

– Если я вступлю в партию, то до конца жизни. Не хочу, как колобок, перекатываться из одной партии в другую. Женщине в политике это не пристало. Например, Юлия Владимировна: лучше создать свою партию и всю жизнь с ней работать, чем пройти путь от СДПУ, Партии Регионов, Нашей Украины к Евросолидарности и БПП.

– Вы уже думали, как бы назвали свою партию?

– Нет. Хочу еще чуть-чуть апгрейдить нашу политсилу. Но, если это и будет другая партия, то с идеологией центризма, можно сказать, радикального центризма. Я сейчас разрабатываю сама для себя эту идеологию. У нас был прагматичный центризм Кучмы, центризм в исполнении Партии Регионов или Тигипко. Но это другое. Наша главная проблема – правый фланг и левый фланг. Там Порошенко, там Медведчук. Они просто разорвут страну, если мы не создадим объединяющее и созидающее ядро.

– А кого бы вы из фракции взяли с собой?

– У нас очень хорошее ядро. Вы о них не знаете, потому что они не попадают в зашквары. Они ходят в костюмах, прилично выглядят и никогда не повернутся спиной к говорящему премьеру. Это люди, которые должны составлять следующий парламент.

– Если в следующем году будут досрочные парламентские выборы, будете принимать участие?

– В 2021? Их не будет. Кому сейчас выгодны досрочные парламентские выборы? Кроме Порошенко и Медведчука. Нам, как партии власти, это невыгодно, президенту тоже – он никогда не соберет фракцию в 250 человек. Никто никогда больше не соберет такое монобольшинство.

“Я выгрызала свое право выступать везде”

– После выборов вы стали намного смелее говорить и чаще выступать на “оппозиционных” каналах. Как на это реагируют во фракции?

– Я с первого дня такая. Сначала были некоторые конфликты, но я все равно выгрызала свое право выступать везде и считаю – правильно сделала. Мы живем во времена гибридной войны. Раньше было все понятно: театр военных действий, военачальники решают исход войны, дипломаты подписывают договор. Сейчас мы воюем информационно, а люди гибнут реально. Поэтому я и дальше буду отстаивать право доносить свою позицию со всех каналов, даже если меня за это будут бить свои же.

– Как руководитель группы по гибридным угрозам, вы можете пояснить, какой должна быть информационная безопасность?

– Нужна стратегия, и над ней работают. На недавнем заседании нашей группы соответствующие органы доложили нам, что стратегия уже на выходе. Надеюсь, что в первой половине 2021-го мы проведем ее через СНБО и рассмотрим в парламенте. В стратегии будет выписано, что такое гибридная война, информационная безопасность. Далее необходимы механизмы: что мы должны сделать, чтобы эта стратегия заработала. В первую очередь, нам нужен закон, но не запрещающий, а определяющий, что такое соцсети, какая от них угроза национальной безопасности.

Депутат и дальше будет отстаивать право доносить свою позицию со всех каналов. Фото: КОНСТАНТИНОВ Григорий

– Чем он отличается от закона о медиа, который сейчас на слуху?

– Как раз этот закон я очень критикую, потому что он только ставит ограничительные меры, которые точно будут неэффективны. Да, я голосовала за то, чтобы запретить Вконтакте, Одноклассники, но полностью запретить Интернет невозможно. Поэтому нужен протокол отношений государства и медиа.

– Проблема таких законодательных инициатив в том, что они чаще направлены на защиту не государства, а провластной политической силы. Вы не боитесь стать символом запретов и врагом свободы слова?

– Не стану. Я пообещала медиа-сообществу, что мы никогда не проголосуем закон, который будет идти вразрез с интересами и возможностями наших медиа. Защитить – да. Усилить уголовную ответственность – да. Защитить от нападений, хейта, буллинга. Но запрещать, подавать в суд и останавливать деятельность интернет-сайтов из-за каких-то публикаций или высказываний в демократическом государстве невозможно. У нас за свободу слова выходят на улицы.

И еще одно направление, над которым я работаю – создание международного центра международной безопасности. Мы, как никто другой, знаем, что такое информационные атаки России. Мы понимаем, какие она несет гибридные угрозы и уже научились жить в хаосе, который сеет РФ как страна-агрессор. Но как противостоять информационным атакам? Как предупреждать, чтобы они понимали, что им же дороже будет атаковать нас? И у нас есть союзники, которые нам помогают – Великобритания.

“Кравчук, Кучма, Фокин знают, что такое дипломатия по-русски”

– Вы часто поднимаете тему Будапештского договора и того, к какой ответственности можно по нему привлечь Россию. Несколько специалистов объясняли мне, что там вместо слова “guarantees” написано “assurances”. Если это так, то юридически нельзя привлечь к ответственности подписантов. Вы разбирали этот договор со специалистами?

– Мало того, что я его разбирала, у нас в центре, который в простонародье называется “клуб президентов”, работают как раз подписанты этого договора и те, кто его разрабатывал – Леонид Кравчук и Леонид Кучма. Я имела честь узнать из первых уст, как происходило его обсуждение, какая была эмоциональная составляющая при его подписании. Тогда, в 1994 году, невозможно было себе представить, что Россия Ельцина может напасть на Украину. А теперь каждая страна читает этот договор по-своему. Россия говорит: “Мы же на вас с ядерным оружием не нападали”. А мы отвечаем: “Смотрите документ, там четко написано – не нападать – значит не иметь злого умысла в экономическом и других аспектах”.

Я считаю, что нужно вернуться к обсуждению этого договора, чтобы Великобритания, США, Россия и Украина хотя бы на уровне круглого стола еще раз его обсудили по пунктам, не изменяя слов и запятых.

У нас есть стратегические возможности с Великобританией. В условиях Брекзита они ищут партнера, мы можем таким партнером стать, и не только во флоте. И в США поменялась политическая повестка – этим тоже можно воспользоваться. А то, что мы не можем привлечь к ответственности Россию по этому договору – это очевидно. И те политики, которые говорят об это серьезно, на самом деле лукавят.

– Президент привлекает к переговорам с Россией таких людей как Кравчук, Кучма, Фокин… Чем они ценны в переговорном процессе?

– Очень ценны, потому что имеют большой опыт переговоров с Россией, в том числе и в сложных ситуациях, таких как Тузла. У нас сотни договоров, которые подписаны этими людьми. Они знают, что такое дипломатия по-русски. И это хорошо, если они имеют еще силы работать с Россией.

– С украинской стороны есть и другие переговорщики, Резников, например.

– Статус ниже. Нельзя сравнивать с тем, когда за стол переговоров садится второй президент Украины, который точно знает, что Россия сделала, чего не сделала и самое главное – почему.

– Но он уже не участвует.

– Не участвует там, но здесь он участвует. Он очень влияет.

– То есть он в процессе?

– В процессе и дает консультации. Я всегда могу обратиться к нему за советом.

– Вы бы хотели, чтобы вас включили в группу переговорщиков?

– Нет, потому что это сужает мои возможности как спикера. Я в Комитете по нацбезопасности, у меня есть допуск к гостайне, мы и так много обсуждаем на своих закрытых комитетах.

– Леонида Кравчука собираются в ближайшее время вызывать на Комитет…

– Мы не вызываем, мы приглашаем.

– Но Витольда Фокина вызывали.

– Да, но так нельзя, и я об этом говорила. Имел он право делать такие заявления, как он сделал, или нет – политический вопрос, но так вести себя с премьер-министрами, президентами нельзя. Люди, которые себе такое позволяют, на самом деле дисквалифицируют не президентов, а страну.

 – Все-таки – зачем приглашают на комитет Леонида Макаровича?

– Мы хотим услышать его “План…” и узнать направление, в котором будет двигаться переговорный процесс.

“В министерстве обороны бы начала с аудита всего”

– Вы бы хотели быть министром обороны?

– Когда я шла в военный институт после школы с золотой медалью, то видела себя первой женщиной-генералом. И каково же было мое разочарование, когда я увидела, что там не нужны не то что краснодипломники, но и опытные профессионалы. Когда увольнялась из армии, то поставила цель стать министром обороны. Решила – уйду, сделаю круг и вернусь.

– Представим, что вы – министр. С чего бы начали?

– С аудита всего в министерстве обороны. Для качественной стратегии нужен аудит – имущества, земель, нормативно правовых актов. Я бы за 100 дней его провела. Мы сейчас имеем проблемы с государственно-оборонным заказом. Почему? Если не хватает закона, давайте его напишем, у нас же есть монобольшинство, все проголосуют.

Ирина Верещук и Виктория Степаненко после интервью.
Фото: КОНСТАНТИНОВ Григорий

– А что сейчас мешает так поступить?

– Мне кажется вопрос в мировоззрении. Действующий министр работал в той системе координат и он, пусть не обижается, не способен мыслить новыми установками. А нужно зайти человеку, который не имеет стеклянного потолка и не будет слушать тех, кто говорит: инициатива в армии наказуема.

– Люди мыслят консервативно… Некоторые побоятся, не захотят. Может, министр обороны и действует в этих рамках. Придет новая метла, которая начнет шевелить, все разбегутся.

– Наоборот, демотивация сейчас угрожающе большая, не хотят идти служить. Волна была в 2014 году. Но в дальнейшем – половинчатое реформирование привело к тому, что люди демотивированы. Не хотят работать за 12 тысяч, не хотят умирать. И даже если и готовы это делать, не видят той энергии, которая должна быть у государства, защищая своих воинов и их семьи. Армия – это основа. Не будет армии – не будет на кого ровняться. Посмотрите социологию – армии доверяют больше, чем церкви. И нам надо за это доверие держаться. При отсутствии институтов, которые были бы столпами, армия может стать таким институтом. Но где вы видите сейчас определяющую роль армии? Такого военного руководства, которое, например, было в свое время в Турции. И у нас для этого есть все предпосылки. Армии люди доверяют. Просто нужны люди, которые придут и это поставят на правильный поток.

“Я не жду никаких квот – я за то, чтобы женщины пробивались сами”

– На самом деле для мира это не редкость. Женщины-министры обороны есть. Нам нужны какие-то гендерные квоты, чтобы вы стали первым министром?

– В этом случае гендерные квоты не нужно вводить. Человек по своим природным качествам плюс навыки, специальность – это должно быть все вместе. А просто квотой – нет. Это будет даже унизительно, я считаю. Женщине нужно иметь все и еще чуть больше. Иначе будет как на выборах мэра Киева – пристальное внимание. Все, что можно будет сделать мужчине, нельзя будет сделать министру-женщине.

– Вы за квоты на женщин в партии? Вам бы они упростили работу?

– Я не жду никаких квот, прихожу и говорю – хочу взять на себя ответственность, дайте мне возможность. Квоты пускай будут, но это временная мера, которая даст возможность большему количеству женщин. Но я в основном за то, чтобы женщины пробивались сами. По сравнению с тем, какой я была в 2002 году, после выпуска военного института, и сейчас – это небо и земля. Мне пришлось столько сидеть за учебниками, чтобы я была сегодня такой, какой я есть.

– Вы как-то сказали: “Когда я слышу о феминистических движениях, говорю им: “В армию! И все станет на свои места”. Неужели вы не сталкивались с гендерным неравенством?

– Я не помню, чтобы меня кто-то пытался обидеть. В интернате, когда все ехали на казацкие забавы, я была атаманом – атаман-Ира. Лидерские качества, твердость, принципиальность присущи как мужчинам, так и женщинам. Когда избиралась на мэра в Раве-Русской, мне говорили: “Куда ты, девочка, идешь, это не женское дело”. Но выбрали.

– В разговорной речи используете феминитивы?

– Разве что в шутливой форме. Вы помните на выборах мэра Киева я обыграла пани-мэр. Потому что мэрка мне не нравится.

– Вас за эту формулировку не обвиняли в сексизме?

– Те, кто считают, что это звучало по-сексистски, пусть не обижаются, я не хотела никого обидеть.

– Но вам легче работать с мужчинами или женщинами?

– Мне одинаково. Я работала с мужчинами в армии и работала с женщинами в местном самоуправлении, работала с теми коллективами, которые мне пришли “по наследству”, никого не увольняя, не сокращая, не меняя под себя.

Ирина Верещук с сыновьями. Фото: Instagram

– Дома, в семье кто лидер? Только не говорите, что на равных.

– Нет, не на равных, у нас просто нет лидера. Мы партнеры. Есть старший партнер и младший. Если говорим о безопасности семьи, старший партнер – муж, если говорим о быте, я – старший партнер.

– О работе дома говорите?

– Приходится. Но муж аполитичен полностью, он весь в своей работе, он весь военный. Иногда даже не знает фамилий, которые я называю. ​

“В 2021 году буду работать системно, мерной поступью”

– Сегодня мы говорили про информационную безопасность. Яркие, вызывающие вещи становятся популярными, а вот люди, о которых вы говорили – профессионалы – остаются в тени. Как бы вы посоветовали этим профессионалам выходить на первый план и завоевывать информационное пространство?

– Для начала они должны этого хотеть. Я знаю многих коллег, которые отказываются идти на эфиры, потому что формат тяжелый или боятся сказать что-то не то. Эффект Даннинга-Крюгера работает только для тех, кто называет себя экспертом абсолютно во всем: то они вирусологи, то политологи, то конституционалисты… Но люди, которые себя уважают, не ведут себя так. Поэтому я им советую не бояться.

Другое дело, что такие люди могут оказаться не медийными, они будут говорить правильные вещи, но подача не будет заходить. Нашим людям нужен хайп. Но для этого должны быть руководители, которые видят таких людей, ставят их на определяющие должности.

– Вы когда начали учиться говорить?

– До сих пор учусь. А начала во время учебы в Польше, в академии государственного управления. К нам приходили министры, известные польские ораторы и учили риторике. Но совершенствоваться продолжаю: каждый день занимаюсь с учителями, читаю книги. Очень нравится книга французского писателя “Власть голоса”. Но уверенности придаст только практика.

– И подводя итоги года, к чему готовитесь в 2021-м?

– Буду работать много и системно. Выборы – процесс сумбурный в своем эмоциональном наполнении, а я люблю работать системно, мерной поступью, шаг за шагом.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Фокин об отношениях с Кравчуком: До ТКГ общаться не было ни нужды, ни интереса

Источник: kp.ua

No votes yet.
Please wait...

Залишити відповідь

Ваша e-mail адреса не оприлюднюватиметься. Обов’язкові поля позначені *